Знать и помнить [Диалог историка с читателем] - Александр Михайлович Самсонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не прав Самсонов, говоря, что притесняли тех, кто оставался на оккупированной территории. Нас, партизан, при возвращении на Большую землю встречали с почестями. Воевал я в Смоленской области, в Дорогобужском районе, можете запросить партархив Смоленского обкома. Я до сих пор ношу металл в своем теле — память о тех днях.
29 мая 1987 г.
Г. В. Матвеец, кандидат философских наук, историк по университетскому образованию, г. Москва. Не надо разжигать страсти
Считаю, что не надо разжигать страсти («трагические последствия культа личности»): жизнь идет, прошло уже полвека, русские люди незлопамятны, сейчас перед нами стоят новые задачи. Не нужно выжимать слезы. Не в духе это советских людей, которые не такие горести перенесли, не в духе это партии большевиков, которая должна вдохновлять людей, а не причитать по прошлым бедам. Ложность позиции всех критиков Сталина в том, что они заблуждения, ошибки, просчеты Политбюро, ЦК, партии и народа перекладывают на одну личность. А названные мною руководящие органы не видели, не понимали, не соглашались, возражали, выступали против? Предположение о том, что в случае войны опасным стратегическим направлением будет юго-западное, высказал Сталин. Никто против этой точки зрения не возразил. Чего же на одного Сталина пенять? Решение о привлечении к суду Павлова и других подписали Тимошенко, Мехлис, Ворошилов (член Политбюро), Буденный. Почему же только Сталина надо винить? Абсурд, отсутствие правильного элементарного мышления (или нарочитая спекуляция).
Это если говорить о личных действиях Сталина. А если неправильные действия были на местах, есть ли основания по каждому случаю винить Сталина? Не мог и не обязан был Сталин работать и отвечать за всех.
Цель ответа академика А. М. Самсонова — связать инертность сегодняшней нашей жизни с деятельностью и временем И. В. Сталина. Но при нем инертности и застойности не было.
29 мая 1987 г.
Ю. Карабчиевский, литератор, г. Москва. Вопрос о Сталине
Вопрос о Сталине… Актуален ли он сегодня? Или даже так: существует ли он вообще? Как внутренний, как вопрос к себе или к людям близкого круга — безусловно, нет. Можно ли вообразить российского интеллигента, который обращается к другому такому же — неважно, знакомому или только что встреченному, — с вопросом, как он относится к Сталину? Смешно, немыслимо. Здесь все давно определено и оценено, и никакие дополнения — ни документальные, ни конъюнктурно-пропагандистские — ничего, по сути, изменить не могут.
Сталин — один из самых страшных злодеев в российской, да и в мировой истории. Поиск оттенков в его поступках — безусловное право любого биографа или историка. Но когда это действие оборачивается поиском смягчающих и извиняющих обстоятельств, оно становится безнравственным и оскорбительным по отношению к миллионам жертв, погибших и выживших. Оправдания зверствам придумать нетрудно, находились охотники во все времена. Для этого надо всего лишь забыть о конкретных людях с их заурядными, частными нуждами, с их ограниченным сроком пребывания в мире. И помнить только о вечном государстве, о его, государства, интересах и амбициях. Для людей же оставить специальное слово «счастье», благо оно не означает ничего определенного. Счастье всех народов страны, всех народов Земли, счастливое детство, счастливое будущее. Тогда и Иван Четвертый, и Сталин предстанут мудрыми и прогрессивными, а все страдания, пытки и казни будут в разные периоды или оправданы, или перекрыты великими целями: единством нации, единством партии (единством как торжеством единого мнения) и счастливым будущим, которое уже тем замечательно, что не может быть ни проверено, ни опровергнуто.
Ошибки Сталина? Да, и ошибки тоже. Но место этого мирного слова в применении к такому человеку, к тем обстоятельствам должно быть предельно уточнено. Разумеется, Сталин ошибался, и очень много, подчас в решающих ситуациях — как руководитель, как специалист, как политик, теоретик и военный стратег. Но зато во всех своих кровавых интригах, в беспощадной и хитрой борьбе за власть, в подавлении всякого свободомыслия, в проведении террора, в разложении общества он, к несчастью, действовал почти безошибочно. Именно этой его безошибочности, его искусству растления душ мы обязаны тем, что еще и сегодня, через треть столетия после XX съезда, вопрос о Сталине существует, и актуален. Отношение к Сталину, степень его отрицания и сегодня во многом определяют атмосферу в обществе и показывают если не уровень демократии, то уж точно уровень перспектив на нее.
И все же вопрос этот шире и гораздо важнее оценки одной лишь названной личности. «Решительно искоренив последствия культа личности Сталина, выработав надежные гарантии от повторения ошибок подобного характера…»[91] Забавно сейчас читать эти строки, напечатанные в 1979 году к 100-летию Сталина в центральной газете, в самый разгар другого культа… Ведь даже Н. С. Хрущев, разоблачивший Сталина и вернувший в обиход само понятие культа, был окружен почти таким же славословием и такой же лестью. Но Н. С. Хрущев при всех своих недостатках и даже пороках был все же действительно выдающимся деятелем, живым, неожиданным и просто отважным.
Но как объяснить и чем оправдать возвышение Л. И. Брежнева?
То ли с тяжелой руки Иосифа Сталина, то ли по другим каким-то причинам, но из 70 послереволюционных лет по крайней мере 40 пришлось на разного рода культы. Можно ли игнорировать этот факт, можно ли не счесть его закономерностью? Культ человека, занимавшего определенное место, стал, в сущности, культом самого места, независимо от того, кто его занимает. Сейчас много говорят и пишут о том, что в 20―30-е годы, то есть в годы триумфального возвышения Сталина, возобладали командно-административные методы. Но ведь ясно, что методы — только следствие, что дело в самой структуре власти, также созданной в те годы и оставшейся с тех пор в основном неизменной. Эта структура была сформирована специально для командно-административных методов, они ей свойственны от природы — как же можно ждать от нее чего-то другого?
И, конечно, публичный разговор о Сталине, расширяющий круг осведомленных, актуален и важен, но хотелось бы, чтоб он был только началом разговора о власти и демократии. Руководители могут быть людьми разными, могут так или иначе влиять на обстановку в стране. Но все основные человеческие ценности — все великие ценности — не должны зависеть от их личных качеств, от их настроя и их желания. И гарантии такой независимости нужны правовые, а не только клятвы и заверения. Настоящая свобода — такая свобода, которая не боится, что ее отменят. А подлинная демократия — такая демократия, которая строго-настрого, законодательным образом, исключает чье-либо право
